Свой среди чужих  - Виктор Тюрин

– Делиться не хотите? – поинтересовался я, хотя и так знал ответ на свой вопрос.

– Ты прав, парень. Но ты не бойся. Убивать мы вас не будем. Просто решили, что так до вас обоих лучше дойдет пересмотр нашего договора.

– Это нечестно, Карпентер.

– Честно, нечестно, это все слова, парень. Просто вся жизнь, Алекс, состоит из шансов, больших и маленьких, которые тебе подбрасывает тебе жизнь. Вот и у нас с Питером появился шанс ухватить хороший куш. Ты не обижайся на нас, потому что такого шанса у нас уже не будет, а ты еще молодой. Свое еще возьмешь. Не понимаешь, в чем дело? Объясню. В возрасте, парень. В нашем с Питером возрасте. Мне через месяц сорок два стукнет, Браннелу скоро сорок. Годы летят быстро, поэтому мы решили побеспокоиться о своей счастливой старости уже сейчас.

– То есть вы все забираете себе. Я правильно понимаю?

– Нет. Два ящика мы вам отдаем.

– Жадность до добра не доводит, Алекс.

– Это ты мне говоришь, парень?! Да это мы сделали всю работу! Ты палец о палец не ударил! Да, ты узнал об этом тайнике! Спорить не буду! Вот за это ты получаешь свои два ящика! Я считаю, что мы с тобой поступили честно!

Он, наверно, сейчас гордился собой, изображая благородного шерифа из голливудского вестерна.

– Это нечестно! – возмутился я. – Дайте нам хотя бы четыре ящика!

Это было наигранное возмущение, для того чтобы усыпить их настороженность и отвлечь внимание, тем самым показывая им, что я не боец, а такой же торгаш, как они. Ведь до этого все они видели во мне обычного парня, который ничем не отличался от других солдат своей роты.

– Обойдешься, Алекс! – поддержал своего приятеля сержант. – Получишь ровно столько, сколько тебе дает капитан.

– Кстати, забыл тебе сказать, – капитан явно расслабился, считая, что раз я начал торговаться, значит сдался. – Ты, вместе со своим приятелем, двое суток просидишь под арестом.

– Это еще зачем?!

– Чтобы лишнего не болтали! – сказал как обрубил капитан и повернул голову к лейтенанту. – Джефри, ты так и не сказал: твой дядя договорился насчет самолета?

– Все о’кей, сэр. Транспортник летит послезавтра. Так что мы все успеем. И довезти, и загрузиться, и даже отметить мой отпуск.

– Удачно с твоим отпуском получилось, лейтенант. По пути за нашим грузом присмотришь, а то…

Капитан отвлекся на разговор с лейтенантом, а сержант, видя, что я не проявляю никакой враждебности, опустил ствол пистолета. Они были не столько солдатами, сколько дельцами, именно поэтому я не ожидал нападения, но теперь пришла моя пора их попугать, и как следует. Последовал молниеносный взмах рукой, и сержант, заполучив несколько дюймов остро заточенной стали в правое плечо, дико заорал. Этого вполне хватило, чтобы привести в шоковое состояние двух других американцев, а спустя минуту оба, обезоруженные, лежали на земле. Капитан и его подручные никак не ожидали, что солдаты, которые до этого случая ничем особым не выделялись, оказались крутыми парнями, обученными не хуже спецназовцев.

– Лейтенант, возьми аптечку в машине и перевяжи сержанта. Отто, проследи.

– Аптечка? Э-э… Да. Уже иду.

Лейтенант, опасливо поглядывая на немца, от которого только что получил прямой в челюсть, осторожно поднялся и пошел к грузовику. Капитан проследил за ними взглядом, потом повернул лицо ко мне.

– Ты что собираешься с нами делать? – спросил он.

– Пока не знаю. Хотя, если честно говорить, я бы просто закопал вас, всех троих, в этой яме.

Я ему не угрожал, не сверлил свирепым взглядом, а сказал обычным будничным тоном, но капитан, это было видно по его побледневшему лицу, сразу проникся моими словами.

– Ты не можешь этого сделать!

– Почему?

– Нас будут искать!

– Если только ближе к ночи, а к этому времени мы уже будем далеко, – продолжал я пугать капитана. Это была моя месть за попытку ограбления.

К этому моменту вернулся лейтенант, который сразу занялся перевязкой стонущего сержанта. Он был настолько испуган, что его пальцы заметно дрожали, и при этом старался не смотреть в мою сторону.

– Я истекаю кровью. Мне срочно надо в госпиталь, – неожиданно плачущим голосом заныл сержант.

– Заткнись! – рыкнул на него Отто.

С минуту я смотрел на съежившегося под моим взглядом Карпентера, при этом делая вид, что раздумываю над его судьбой.

– Ладно, Алекс. Живите. Я даже оставлю вам три ящика, но за это мне потребуется от тебя услуга, капитан.

После того как я изложил свои условия, лейтенант с сержантом сели в «виллис» и двинулись в сторону госпиталя, а мы, прихватив капитана, поехали на грузовике в противоположную сторону. Лейтенант и сержант были предупреждены о полном молчании, причем не мной, а Карпентером. Я хорошо изучил капитана и не удивился, когда он просил своих сообщников молчать, причем делая упор не на сохранение своей жизни, а на три ящика с сокровищами, их доли, которой они могут лишиться.

Спустя четыре часа мы уже были на железнодорожной станции, где сравнительно быстро договорился с железнодорожным начальством, после чего грузчики сноровисто погрузили ящики на отходящий через час поезд. Все это время капитан просидел в местной гостинице под охраной Отто. Свое слово я сдержал и оставил ему три ящика, но зная их содержимое: янки было оставлено только то, что не представляло собой большой художественной ценности. Например, содержимое одного из ящиков составлял старинный столовый сервиз из серебра на тридцать персон.

Через пару месяцев был вскрыт второй тайник фашистов. Здесь мы действовали под видом сотрудников швейцарского Красного Креста, которые получили информацию о том, что в этих местах немцы спрятали бациллы какой-то страшной болезни. Американское командование не стало вникать в подробности и дало разрешение на создание санитарной зоны, где мы без всяческих помех занялись раскопками. Бригада немцев, которых мы наняли, довольно быстро сумела добраться до тайника. Загрузив добычу на два грузовика с красными крестами, мы уже спустя три дня были в Швейцарии. Три других места, отмеченных мною на «карте сокровищ», за это время были найдены оккупационными войсками. Меня это абсолютно не расстроило, так как я считал, что мне и так все это время везло.

Следующие несколько месяцев, если можно так выразиться, я разбирался с тем богатством, что вывез из Германии. Не считая предметов высокой художественной ценности, у меня набралось валюты, в американских долларах и английских фунтах, почти на полмиллиона. К ней можно было добавить почти сто двадцать килограммов золота, извлеченного из двух тайников. Все это можно было хоть завтра вкладывать в дело, чего нельзя было сказать о картинах и антиквариате. Из них только треть предполагалось пустить в продажу, а остальное должно было долго храниться, ожидая своего времени и своей цены на международном аукционе.